1.2 C
Саранск
Пятница, 29 марта, 2024
spot_img

Донбасс глазами спецкора «Известий Мордовии». Часть 4: «Волшебник изумительного города»

Спецкор «Известий Мордовии» Андрей Елистратов рассказывает, как следователь из Киева стал лицом вооруженных сил ДНР

Сегодня Даниила Безсонова знает весь мир. Он – официальный представитель народной милиции ДНР, лицо Вооруженных сил непризнанной республики. Российские и зарубежные СМИ транслируют его комментарии практически ежедневно. Среди военкоров, работающих на Донбассе, в ходу такая шутка: «В любой непонятной ситуации звони Гудвину». Гудвин – это позывной Безсонова. Мы познакомились пять лет назад в Снежном. Он тогда был простым разведчиком. Хотя, нет, простых разведчиков не бывает.

weet 4ff3c

Махнули не глядя

«…Блин, по мне сразу два автомата работали, — шепотом говорит своему напарнику разведчик с позывным Гудвин. — Сам не знаю, как они не попали…». Это фраза из репортажа, который я писал пять лет назад из окруженного украинскими войсками Снежного. Мы с коллегой двое суток пытались выбраться на российскую территорию. Да куда там! Танки жгли весь следующий к границе транспорт без разбора. Убитых украинские военные обирали до нитки, потом в салон бросали гранату, чтобы невозможно было опознать тела. Так погиб фотокор Андрей Стенин, два донецких журналиста и несколько десятков беженцев. Мы прибились к группе разведчиков, которые подарили нам гранату, чтобы не сдаваться в плен, если что. Но для самоубийства она оказалась слишком мощной, и тогда разведчик Гудвин предложил поменяться: мы ему свою гранату, которую он при случае метнет по адресу, а он нам другую, менее мощную. О себе Гудвин успел рассказать немного, времени не было: родился и всю жизнь прожил в Киеве, когда начался Майдан, поехал воевать за Донбасс. Хотите верьте, хотите нет, но эта история пять лет не выходила у меня из головы. Подробно рассказать о ней я уже не надеялся. Но в новой командировке сразу же возникла непонятная ситуация: отказали в выдаче военной аккредитации.

{module Реклама от РСЯ в теле статьи, блок № 1}

— И что мне теперь делать, назад возвращаться? – кипишую в Министерстве информации ДНР.

— Не знаю, — отвечает заведующая сектором аккредитации журналистов Анжела Шкрибитько. – Хотя…Есть тут у нас такой Гудвин, попробуйте ему позвонить.

«Не может быть!». Позвонил, напомнил про Снежное.

— Так это мы с тобой гранатами менялись?! – Гудвин тоже рад, что я жив, ведь пять лет назад мы даже попрощаться не успели.

— Со мной! Ты, кстати, тогда рассказывал, что из Киева в Донбасс приехал. Не хочешь продолжить тот разговор?

— Приезжай. Никому не рассказывал, тебе расскажу.

Встретились, обнялись. Через пятнадцать минут я под взглядом охреневшего от такого расклада журналиста из Бельгии Яна Ханина получил допуск на передовую. С Гудвином договорились встретиться на следующий день, у него дел немеряно.

— Андрей, почему тебе дали допуск на фронт-лайн, а мне нет? – Ян Ханин никак не может переварить произошедшее. Блин, ну не рассказывать же ему про ту гранату.

hu5dcbo eyi f8636

«Кто-то принял мою пулю!»

Гудвин не великий и не ужасный. Простой, хороший парень. Если так можно говорить о майоре Вооруженных сил ДНР. Родился в Борисполе, пригороде Киева. Там до сих пор живет его мама. По образованию юрист, окончил академию МВД. Работал следователем в Киеве.  

— Ну и как ты, киевский следак докатился до такой жизни, что стал лицом пророссийских террористов? – шучу в условленное время в условленном месте.

— Ну что значит, стал на сторону Донбасса? – удивляется Даниил. – Я как был на одной стороне, так и остался. Мой выбор заключался лишь в том, участвовать в военных действиях или нет. А на какой стороне… Такой вопрос даже не стоял. В Донбасс я приехал 8 апреля 2014 года. Накануне как раз была провозглашена ДНР, и я увидел в Интернете видео, на котором один парень призывал собираться возле здания областной администрации. Потому что был велик риск, что украинские спецслужбы просто зачистят его. Я сразу понял, что мне нужно сюда. Мысленно я был в этом конфликте еще с января 2014 года. Майдан я воспринимал, как какое-то недоразумение, которое скоро закончится. А когда начали безнаказанно забрасывать коктейлями Молотова сотрудников полиции, и адекватного ответа властей не последовало, я понял, что происходит какая-то серьезная ситуация в стране. Уже одиннадцатого апреля меня назначили старшим шестого этажа областной администрации. Я до сих пор помню 16 апреля 2014 года. В этот день я вел колонну добровольцев к зданию областного управления МВД. Там тогдашние руководители ДНР вели переговоры с руководством милиции о ее переходе на сторону народа.

{module Реклама от РСЯ в теле статьи, блок № 2}

Мы должны были обеспечить безопасность наших переговорщиков, чтобы сотрудники милиции даже не думали их арестовывать. В этот же день нам сказали, что мы должны будем поехать в Мариуполь, чтобы обеспечить безопасность митинга, который проходит возле части внутренних войск. Митинг был за то, чтобы солдат отпустили по домам, чтобы они не участвовали в беспределе на Донбассе. Ведь во второй половине марта украинские войска уже вошли в Донецкую область. Уже пахло войной. Я как-то интуитивно почувствовал, что добром этот митинг не кончится. Специально назначил в своей группе медика и выдал ему три военных аптечки, чтобы можно было оказать помощь в случае огнестрельного ранения. В итоге, это решение и спасло моего же медика. Я только потом понял, что вся эта поездка в Мариуполь была откровенной подставой. Мы там должны были все погибнуть. В общем, в Мариуполе нам сказали, что воинская часть готова сдаться, но нам нужно пошуметь, чтобы у них был повод. Когда стемнело, мы начали шуметь.

Потом поступила команда войти на территорию части. Но когда мы начали толкать два грузовых автомобиля, чтобы вынести ворота, по нам с двух сторон открыли огонь. Два молодых парня справа и слева от меня погибли. Кто-то из них, как я сейчас понимаю, принял мою пулю. Я одного схватил парня, который слева от меня был, думал, что он просто ранен, но у него грудь прострелена была, и кровь уже фонтанчиками била. Он очень быстро умер. И вот еще важный момент. Когда мы отбежали от воинской части, к нам подошел мужик, который представился ее бывшим командиром. Он сказал, что у него сын там служит, и попросил его пропустить на территорию. Через некоторое время он вышел вместе с сыном. Мы обступили их и начали расспрашивать, как там и что. И этот солдатик нам сказал, что их всех загнали по казармам, а на территории части уже хозяйничает «Правый сектор» (организация запрещена в РФ – прим. авт.). То есть ждали нас там уже, понимаешь?! В результате этого обстрела у нас было четверо погибших и тринадцать раненых. В их числе оказался и мой медик. Понимаешь, я к чему веду, это была спланированная акция, чтобы выманить самых активных людей из Донецка, и их казнить, чтобы другим неповадно было. После этих событий я уехал к другу в Волноваху. Думал, что делать дальше. Хотел сначала поехать в ЛНР. Но друг предложил провести Пасху у него дома, а потом уже уезжать. А как раз на Пасху расстреляли блок-пост в Славянске. И я решил, что поеду туда.

{module Реклама от РСЯ в теле статьи, блок № 3}

Прощание со Славянском

— Славянск в этой войне запомнился своей героической обороной и много кем непонятой сдачей города. По-твоему, правильно, что его сдали?

— Это было единственно правильное решение. Неправильно говорить, что его сдали. По сути, его обменяли на Донецк. В Славянске мы оказались в окружении, но в то же время были участки фронта, где все тихо и спокойно было. И понятно, что, когда бойцы, которые стояли на спокойном участке, получили приказ выйти из города, они этого приказа не поняли. А то, что Семеновку уже стерли с лица земли…Я тогда был на Черевковке. После Семеновки это было самое опасное место. Понимаешь, Славянск находится в низменности, оборонять его очень тяжело. Господствующую высоту – гору Карачун мы потеряли еще 2 мая. И по нам оттуда били прямой наводкой, особо не целясь. Как говорится, куда попадет. 4 июля мы потеряли Николаевку, и оказались отрезаны от своих. Последняя кое-какая дорога была через Беленькое. Но она была очень ненадежная, и 5 июля туда уже вошли резервы национальной гвардии Украины. Поэтому и была разработана операция по выводу гарнизона из Славянска. Чтобы украинцы не узнали, что мы оттуда выходим, был приказ оставить все мобильные телефоны включенными на позициях. Ведь они засекали сигналы от них. Потом из добровольцев сформировали бронегруппу, которой поставили задачу сымитировать наступление на гору Карачун. Абсолютно самоубийственная задача. И когда бронегруппа пошла на Карачун, мы проскочили. Семьдесят процентов из тех, кто имитировал наступление, погибли. И когда мы вошли в Донецк, выяснилось, что город вообще не готов к обороне. Мало того, здесь находились две действующие воинские части украинские. После выхода из Славянска мне предложили перейти в спецназ разведки. Потери у нас, конечно, были очень большие, но и задачи серьезные. В начале августа мы выдвинулись в Снежное, где с тобой потом встретились. Базировались там, а работали в районе Красного Луча и Миусинска.

erg ca312

 «Гудвин – это инженер!»

— Слушай, а почему Гудвин?

— Это вообще мистическая история. Когда я в Славянск приехал, мне предложили выбрать позывной. На войне ведь имен нет, только позывные. Ну я подумал, у меня фамилия Безсонов, значит, буду Бесом. Но Бес уже был. Мне сказали, что нужен другой. Тогда еще популярное слово было «беркут». Но этот позывной тоже был занят. Я попросил время подумать. А, когда выходил из кабинета, прямо как-то в голове у себя услышал слово «Гудвин». Я сразу вернулся, и сказал, что мой позывной будет Гудвин.

{module Реклама от РСЯ в теле статьи, блок № 4}

— Ну ты хоть знаешь, кто такой Гудвин?

— Ну, конечно, знаю, это же в детстве мой любимый мультик был. И как-то по войне так получилось, что этот позывной прямо соответствовал мне. Ведь Гудвин был больше не волшебником, а инженером. Вот и я своих бойцов постоянно заставлял окопы рыть, укрепсооружения строить. Поначалу никто этого делать не хотел, даже трусом меня называли из-за этого. Но потом все-таки поняли, что я был прав.

— А как ты стал официальным представителем народной милиции ДНР?

— После Снежного вся наша группа ушла из разведки. На какое-то время я уезжал в Ростов-на-Дону. Четыре месяца жил у друзей, которые были вместе со мной в Славянске. Но потом понял, что пока не закончится война здесь, я не смогу жить вне этого. Вернулся сюда. В сентябре 2016 года мне предложили эту должность. Необходимо было организовывать работу журналистов здесь. Я ведь очень далек от этого был, я же не журналист. Это сейчас я уже понимаю все. Даже канал свой веду в «Телеграмме».

{module Реклама от РСЯ в теле статьи, блок № 5}

— А мама у тебя так и живет в Борисполе?

-Да.

— Не напрягают ее?

— Напрягают. На заборах постоянно пишут, что здесь живут «сепары». Я предлагал ей переехать сюда, но она отказывается. Она же всю жизнь там прожила.   

  Продолжение следует.

 hree 4af16

 

Поделиться

Новости партнеров

Последние новости