В начале 1990-х местные СМИ немало писали о саранском художнике-самоучке Викторе Сафонкине. Некоторые находили, что его работы созвучны стилистике Сальвадора Дали. Другие искали аналогии между творческим феноменом художника Виктора Сафонкина и музыканта Виктора Цоя. Потому что оба некоторое время успели поработать в котельной. И, кроме того, на первой персональной экспозиции В. Сафонкина, которая экспонировалось в Арт-салоне на ул. Б. Хмельницкого и вызвала небывалый резонанс, каждая картина сопровождалась стихами самого живописца.
А через несколько лет Виктор вместе с женой и семилетним сыном уехали в Прагу. Хотя периодически случалось неожиданно встречать его, обычно летом, в нашем Музее Эрьзи. В последний раз в декабре – на вернисаже экспозиции Куинджи…Правда, там Виктор был всецело погружен в магию света великого предшественника. Не до разговоров.
Тем не менее, хотелось узнать, как сегодня живётся российскому художнику в Чехии? Почему без малого тридцать лет назад он уехал в Европу и как его творчество воспринимает заграничная публика?
Как парень, не получивший специального художественного образования, понял, в чём его призвание?
«Будущие картины рождались во сне»
— Лет в пять в ящике письменного стола я обнаружил белую плоскую коробочку с тонкими тюбиками масляной краски. Из любопытства открыв первый попавшийся, я испытал странное чувство, а запах краски невольно вызвал в воображении образы жаркого лета. Я сижу в лодке, чуть слышно плещется вода. На дне лодки – прозрачно-зелёная с алыми пёрышками рыбка. Легкий ветерок над рекой и аура свежести! Это была изумрудно-зелёная ФЦ (яркий насыщенный тон – ред.), которой я тогда весь перемазался. Таким в моей памяти отложилось первое яркое впечатление детства, хотя и опосредованно связано с рисованием и творчеством вообще, — говорит Виктор Сафонкин. — Осознанно я начал рисовать к десяти годам. Родители, кстати, поддерживали мои творческие порывы, покупали краски, карандаши, листы ватмана. Пару раз приводили меня в художественную школу. Но рисовать шары и конусы по обязательной программе вместе с другими было невыносимо скучно. Мне не терпелось запечатлеть свои переживания.
— То есть, со школой отношения не сложились?
— Тем не менее, я постоянно рисовал собственные ощущения карандашами, акварелью или своей любимой гуашью…
— Но чтобы овладеть «языком», позволяющим выражать в образах или ещё как-то свои мысли, чувства, нужно понимать, как это делать. Что для Вас служило таким «учителем»?
— Главным учителем и источником вдохновения остаётся природа! Длинные тени рассвета, пасмурная тишина, сны, которые мне нравятся интерпретировать. Конечно, это литература и музыка. К сожалению, сейчас нет времени читать книги запоем, но есть фундамент, на котором с детства формировалось мое мировоззрение. «Сто лет тому вперед» Кира Булычёва, «Час Быка» Ивана Ефремова, «Звёздные дневники Ийона Тихого» Станислава Лема, конечно, русская классика — Гоголь, Достоевский, Булгаков. В юности меня поразила военная проза фронтовика Константина Воробьева и повесть Василя Быкова «Сотников». Все эти произведения имелись в домашней библиотеке моих родителей. Кроме того, отец Алексей Иванович был завсегдатаем республиканской библиотеки. Он увлекался топографией и историей, а мне приносил энциклопедии, оттуда я узнал подробности о видах и подвидах животных, описание которых сопровождалось цветными иллюстрациями. Такая литература, думаю, помогает развивать фантазию, генерировать образы того, о чем ты знаешь по книгам, но в реальности не видел.
— После средней школы Вы окончили машиностроительный техникум и работали оператором в городской котельной…
— …и продолжал рисовать, иногда ночами прямо в котельной. График дежурств позволял, и я писал вдохновенно, без перерыва. Часто будущие картины – странное ощущение – я видел во сне.
К первой серии картин маслом приступил ещё в 1989 году. Армейские друзья, жившие в Питере, предложили показать мои работы в галерее на Невском проспекте. И когда мне сообщили, что покупатель готов заплатить за картину сумму раз в десять больше моей месячной зарплаты, меня накрыла волна непередаваемой эйфории свободного художника.
Покорение Европы
— А как и почему возникло решение рвануть за границу?
— В середине 1990-х, если помните, в России разразилась вакханалия либеральных реформ. Котельную, где я работал, закрыли. Мне пришлось уйти в свободное плавание. А в 1996 году одна из пражских галерей пригласила меня, пообещав соблазнительные условия сотрудничества. И мы с женой и сыном отправились в столицу Чехии. Правда, реальность оказалось отличной от ожиданий. Мне не выплатили обещанный гонорар, и первые два года нам пришлось буквально выживать.
— Как считаете, то, что в чужой стране рядом были близкие, помогло справиться с трудностями, Вы не чувствовали полного одиночества?
— Конечно, семья для каждого – это главная опора. Мне было стыдно признаваться родителям в том, что у меня возникли проблемы, и бесконечно им благодарен за помощь.
Несколько лет я сотрудничал с разными галереями, а потом открыл собственную. Административные, финансовые, юридические и бытовые вопросы взяла на себя супруга Светлана, предоставив мне оптимальные условия для творчества.
Я достаточно эгоистичный человек — это профессиональная деформация, но я не мыслю себя без семьи, и тем ценнее поддержка моих родных. Мы прошли всё вместе, и взлеты, и тернии, но это ещё сильнее и крепче сплотило нас.
— Ну, а Ваше творчество нашло понимание у европейцев? Насколько знаю, Ваши работы достаточно много экспонируются не только в Чехии, но и в других странах.
— Мои картины хорошо принимают в Чехии и Германии. Конечно, для художника важно выставляться, получая эмоциональный отзыв зрителя, для собственного профессионального роста. Я периодически показываю персональные экспозиции, но чаще участвовал в совместных выставках в России, Бельгии, США, Германии, Испании. Хотя, да, в 2010-м прошла моя персональная выставка «Храм видений» в Лос-Анджелесе, на следующий год – в Мраморном дворце Русского музея (С.-Петербург), затем в Национальном музее искусств в Киеве, в Музее Хейлсхоф (Германия).
— Знаю, что среди поклонников Вашего искусства был популярный в Советском Союзе эстрадный чешский певец Карел Готт.
— Готт был великолепной души человеком и очень любил Россию. Он, кстати, с детства мечтал стать художником, и я на протяжении года помогал ему осваивать особенности живописной техники. Мы много говорили об искусстве и о жизни, он купил у меня несколько работ.
— То есть, Ваши работы пользуются спросом у ценителей искусства?
— Мне посчастливилось общаться с основателем австрийской школы фантастического искусства Эрнстом Фуксом и со швейцарским художником Рудольфом Гигером, который придумал дизайн для культового фильма Ридли Скотта «Чужой» и получил «Оскар» за «Лучшие визуальные эффекты». Лично знаком с мексиканским режиссером Гильермо Дель Торо, он приобрёл несколько моих работ и был заинтересован в нашем сотрудничестве над фильмом «Хелл-Бой», но по ряду причин те планы не осуществились. Также знаком с неподражаемым и гениальным британский режиссёром Терри Гиллиамом, снявшим триллер «12 обезьян», кинофэнтези «Воображариум доктора Парнаса». В его коллекции тоже есть мои картины.
«В искусстве важна гражданская позиция автора»
— В 2016 году Вы привозили, если не ошибаюсь, около десяти своих картин в Саранск и ещё одну писали на симпозиуме современного искусства, который организовывал наш Музей Эрьзи. При этом рассказывали, что одну из Ваших выставок в Чехии посетили высокие чиновники из Брюсселя. Там экспонировалась картина «Европа в окружении духов войны», где был изображен аллегорический образ классической Европы, которая тянет телегу с различными тварями, а они орут и тащат её назад. Вторая работа называлась «Европа. Скорей бы рассвет». И еврочиновники, посмотрев Ваши работы, спросили: «Русский, почему у вас все так мрачно?». Хотя в 2005 году Вас приглашал с выставкой Европейский парламент в Брюссель, а вышеупомянутые работы были написаны в 2008 году, когда, казалось, в Европе ещё всё прекрасно. Почему у Вас возникла тревожная тема с монстрами войны?
— Художник обладает более тонким восприятием реальности. Он предвидит многие вещи, подспудно воспринимая происходящее в мире на шаг вперед. И в творческих высказываниях художник должен заявлять свою позицию, — убежден Виктор Сафонкин. – Без гражданской позиции нет никакой живописи, никакого искусства. Если мы будем абстрагироваться от реальности, она никуда не исчезнет. Вы видите, до чего довела толерантность Европу, это их «люби всех». Часто слышу, что мои работы слишком мрачные, но по-другому художник не может, он должен показывать чаяния и проблемы общества, неразрешенные задачи, накопившиеся за последнее время, проецировать будущее. Я показываю, к чему приведут все эти политические общественные вакханалии. Цивилизация началась с табу. Как только исчезает табу, пропадает цивилизация. Есть такое выражение «цветные гробы», когда внешне человек выглядит презентабельно, а от него смердит. У западного общества сейчас есть все: социальные гарантии, они вкусно кушают, хорошо одеваются, но сама суть жизни утрачивается. Отсюда проблемы, а не из-за того, что пришли какие-то силы извне…
— Виктор, Вы себя считаете счастливым, обеспеченным художником?
— Жизнь человека, а тем более художника, не всегда стабильна. Как говорится, человек предполагает, а у Бога свои планы. Первую галерею в центре Праги, которую мы только что успели отремонтировать и развесить там картины, в 2002 году уничтожило наводнение. С другой галереей и частью работ мне пришлось попрощаться после ссоры инвесторов между собой…Конечно, внешняя и видимая сторона жизни важна, но её формирует наше внутреннее состояние, а оно несоизмеримо в красках и фантастических идеях, которые ждут своего воплощения. Вдохновение не купить, остальное есть его производное и приходящее.
Чувство Родины
— После 24 февраля 2022 года почувствовали какие-то изменения со стороны чехов к Вам и русским вообще?
— Не скажу, что заметны какие-то изменения. Рядовые чехи в большинстве своём оторваны от политики, чего не могу сказать про элиту, которую, думаю, не сильно волнуют интересы и нужды остального населения. Правящая верхушка видит в россиянах врагов глобализма и их планов страшного искажения даже не мира, а самой человеческой сути. Это новый вид зла – циничного и искушенного. Гендерная и зелёная повестки, пандемия, война – всё кошмарный сон, словно созданный футуристическим богом. А Россия, если несколько перефразировать высказывание философа Николая Бердяева, стоит на страже всего сущего не для того, чтобы был рай, а для того, чтобы не случилось ада на земле!
Что касается личностных взаимоотношений. Тут тоже не всё однозначно. Я по своей сути советский человек и не делю людей по их этнической, национальной принадлежности, для меня главная характеристика человека – его дела. Неважно, русский он, украинец, немец. А кто есть кто, выяснилось не после начала спецоперации. Ещё в 2014 году, когда неонацисты заживо сожгли в Одессе десятки людей, я потерял нескольких бывших друзей, оправдавших те зверства и выступавших на стороне Евромайдана. Я всецело поддерживаю СВО. Считаю, лучшие люди сейчас там, они – концентрация мужественности и самопожертвования, наивысшее проявление духа народа!
— Ваш сын закончил первый класс саранской общеобразовательной школы, когда вы уехали в Чехию. Теперь он уже совсем взрослый, живописью не занимается?
— Думаю, ему было сложнее, чем нам, взрослым, оказаться в незнакомой стране, где вокруг звучит совершенно непонятная речь. Но спустя месяц он заговорил на чешском языке. Позже окончил австрийскую гимназию и поступил в Австрийский государственный экономический университет. Живописью сын занимался, но страсть к музыке оказалась сильнее, с 15 лет он играет на бас-гитаре в чешских рок-группах. Увлекается кулинарией. Сейчас Слава работает в международной компании экономистом, свободно разговаривает на четырёх языках – английском, немецком, чешском, испанском и, разумеется, на родном русском. Глубокий, думающий молодой человек. Очень им горжусь!
— Связь с Родиной не теряете? Раньше Вы говорили, что тянет не в Москву или в Питер, а конкретно — в Мордовию.
— Я всегда с радостью приезжаю домой, скучаю по родителям. Мне приятно просто ходить по улицам родного с детства города. Приезжая в Саранск, обязательно встречаюсь с давними друзьями. На протяжении всех лет поддерживаю связь с коллегами Юрой Дыриным и Степаном Коротковым. Кстати, мы не меняли гражданства и по-прежнему и по самоощущению, и официально остаемся россиянами. Думаем, навсегда вернуться в Россию.
— Нет желания показать в родном городе большую персональную выставку?
— Есть такая мысль. Более того, нам удалось перевезти из Чехии в Россию около 40 работ, в том числе достаточно крупных (200х150 см), чему я несказанно рад. Надеюсь, весной 2025 года показать их в Музее Эрьзи. Очень признателен работникам музея и директору Людмиле Нарбековой за внимание, профессиональный подход и любовь к своему делу.
— Тогда до встречи на вернисаже в Саранске!
