Мои деды, Мешков Тимофей Дмитриевич и Овсянников Илья Федорович, прошли страшными дорогами войны. И в память о них, в канун 80-й годовщины Победы над фашистской Германией, я с особой данью уважения преклоняюсь перед всеми ветеранами войны. Перед теми, кто героически прошел долгими тернистыми боевыми дорогами, за их бессмертный подвиг в самой жестокой войне, которую когда-либо знало человечество, кто после Победы над фашизмом возродил родную землю из пепелища, поднял ее из руин.
Я кланяюсь подвигу великих тружеников, ковавших Победу в тылу, без которых не было бы нашей Великой Победы. Я искренне радуюсь тому, что в большинстве случаях о них помнят и ценят…
Одна фотография
Но сейчас я — о ДЕТЯХ ВОЙНЫ. Они смотрят на нас с фотографии 1942 года. Фотография, передающая весь ужас того времени. Уставшие от тягот войны матери, не по возрасту серьезные, без единой улыбки, дети.
Справа моя бабушка Овсянникова Евдокия Ивановна с подругой и её двумя детьми. У бабушки во время войны их было трое. Самый младший (второй справа) Николай родился в августе 41-го, когда отец детей Овсянников Илья Федорович уже был на фронте. Слева от Николая старший брат Владимир, 1939 года рождения, (к сожалению, их уже нет с нами). А справа – худенькая девочка Катя, с таким лучистым и одновременно грустным, не по-детски взрослым, оценивающим взглядом. А ведь ей всего 5 лет. Это моя мама – Мешкова Екатерина Ильинична, 1937 года рождения, жительница п. Совхоз «Коммунар» Лямбирского района.
В который раз смотрим с мамой, а ей сейчас уже почти восемьдесят восемь, старую пожелтевшую фотографию, и в который раз память снова и снова уносит её в те далекие, страшные и незабываемые годы…
Рассказ моей мамы
Мой отец, ваш дед Овсянников Илья Федорович, в первые дни войны ушел на фронт. Мама осталась одна с двумя детьми, а третий родился через полтора месяца, как проводили отца. До последних дней буду помнить тот ужасный день, когда отец уходил на войну, как мы провожали его на окраину деревни. Младшего Вову отец нес на руках, а меня крепко держал за руку. Мама беременная шла рядом и плакала. Не один раз при прощании отец наказывал маме: «Будет трудно, очень трудно, но прошу тебя, не продавай корову. Она поможет вам выжить…» Тогда мы и представить не могли – насколько будет трудно, а порой просто невыносимо выполнить наказ отца. Жили мы в небольшой избе из одной комнаты с печью. Зимы были не такими, как сейчас, а суровыми. За первую военную зиму закончились дрова, запасенные отцом. Потом мама с трудом заготавливала их сама. Носила вязанками хворост из леса после работы, а бывало, затащит с трудом в избу «бревнышко», а мы с Вовой, дети 4 и 5 лет, должны были его распилить. Порой было очень холодно. Помню ночами, мы, как котята, прижмемся к маме – так и согревались.
Холод, голод, нужда, непосильный недетский труд… Все работы на участке – поливка, прополка, как могла, неумеючи по-детски делала я, ведь маме тоже было ох, как нелегко. Эта хрупкая женщина работала в колхозе, а после работы носила воду, заготавливала дрова, сено… И откуда только силы брали наши матери?! Мужиков-то в деревне практически не было.
Большая часть выращенного урожая и молочной продукции отдавалась фронту – солдатам силы были нужнее. А мы выживали, как могли. Муки, как семье фронтовика, нам выдавали не больше двух килограммов на месяц. Чтобы как-то перезимовать и выжить, с первыми осенними морозцами мы с братом и мама с грудным ребенком на руках шли на поле собирать оставшуюся загнившую картошку. После морозов побелевшая она была лучше видна на поле. Мама терла её на терке, высушивала и добавляла в муку, чтобы «хлеба» получалось больше. Чего только не было в хлебе нашего военного детства! Мама заставляла собирать меня семена щавеля, лебеды, коневника, молодые листья липы, сушили их и тоже — в муку. Сейчас просто невозможно, наверное, поверить, но в муку крошили даже гнилушки деревьев. Как же нам хотелось поесть довоенного хлебушка! Изголодавшиеся за зиму, мы с нетерпением ждали весну и первую съедобную зелень. Значит, от голода уже не умрем!
Мы – дети без детства. Война отняла у нас отцов. И матерей практически тоже. Ведь мы их почти не видели. Они работали не щадя себя весь световой день. Знали, что надо кормить и одевать солдат, и выживать самим. Смотрю порою на теперешних первоклассников и думаю, какие же они маленькие и «глупенькие». А я, в свои неполных на начало войны пять лет, была в ответе за своих братьев и домашнее хозяйство. Что-то получалось, что-то не очень, но выбора у мамы не было — я оставалась за хозяйку. Видя, какая уставшая приходит мама с работы, очень хотелось ей помочь. Однажды, оставив спящего младшего двухлетнего брата Колю, мы с Вовой пошли собирать семена щавеля. Вернувшись, я с ужасом увидела, что, проснувшись, Коля рассыпал всю муку, которую мама получила на месяц. До сих пор помню глаза вернувшейся с работы мамы. С возрастом я поняла, в них было все: горе, страдание, отчаяние, жалость к нам, но ни капли укора.
Ни один раз мама порывалась продать корову, чтобы хоть что-то купить нам из одежды и еды. А еще и потому, что у неё, впроголодь питавшейся, не имея времени на сон и хоть какой-то отдых, просто уже не было сил запасать корм на зиму. Но в самые трудные минуты мама вспоминала наказ нашего отца и понимала, как он был прав. Корова была нашей кормилицей и спасала нас от голода, а бывало и от лютого холода. В самые сильные морозы мама заводила корову в нашу каморку. Так мы и зимовали, спасая друг друга от стужи. Вместе с мамой я сушила накошенную ей траву и таскали вязанками на сеновал.
Вещи, что были у нас, поизносились. И чтобы мы с братьями не ходили босиком и имели хоть какую-то одежду, мама продала свое единственное пальто и практически всю свою одежду.
Тогда мне казалось, что другой жизни, где все сыты, едят вкусный хлеб, хорошо одеты, обуты, просто не бывает. И когда пришла радостная весть о Победе, мама прижала нас троих к себе и со слезами прошептала: «Мы выжили, теперь все будет по-другому. Теперь бы нам только вашего тятьку (так мы звали отца) дождаться!» Я тогда не понимала смысла её слов и слез, но чувствовала, то эти её слезы уже не такие горькие, как прежде.
Нам повезло. Отец с боевыми наградами, дважды раненый, в звании сержанта вернулся живым. И первое, что он сделал после того, как обнял всех нас, проверил хлев, где стояла кормилица семьи — корова…
Мы, дети, понимали, что закончилось что-то ужасное, и счастливые сидели на коленях отца. Не забыла до сих пор, как он достал из своей фронтовой котомки и раздал нам крупные красные яблоки, вкуснее которых я ни до этого, ни после в своей жизни не ела.
Вот так мы и жили (заканчивает свои воспоминания моя мама). Не жили, а выживали. Детство наше было какое- то недетское – холодное и голодное. Мы не воевали, воевали наши отцы, мы не труженики тыла, но мы пережили непосильный труд, голод, холод, страх смерти близких. Бывает обидно, что сейчас о нас практически не вспоминают, а ведь мы, дети войны, тоже внесли свой вклад в Победу, мы, как могли, помогали своим мамам, чтобы они имели больше возможности помогать фронту.
Война лишила нас детства. Она сделала из нас маленьких взрослых… Мы почувствовали войну «на вкус», на её горький вкус.
Вместо послесловия
Наступила тишина. Я не смогла ничего сказать ей в ответ. Дети войны – это самые мужественные дети, это последние живые свидетели ужасов войны, перенесшие взрослые трудности и лишения.
Но впереди маму ждало еще одно страшное испытание. Самое ужасное для матери — собирать своего сына на войну. 1979-1981 гг. — черная полоса в её жизни. Сына Александра призывают на службу в армию и отправляют в Афганистан. Два года слез, и каждый день, как пытка для матери, – жив ли? И счастье – его возвращение!
Сейчас моей маме Мешковой Екатерине Ильиничне 87 лет. И о том, что она ребенок войны, кажется, знаем только мы, её дети и внуки.
Дети войны, свидетели и участники тех трагических лет, которые в 5 – 7 лет работали вместе со взрослыми на полях, которые перенесли годы нужды и лихолетья, в мозгу которых постоянно стучала мысль — поесть бы настоящего, а не из коневника и тертой гнилой картошки, с примесью гнилушек, хлеба. Дети – лишенные детства. Дети, которые сейчас более чем в преклонном возрасте, и которых остается все меньше и меньше. Почему бы их сейчас не «побаловать» хотя бы вниманием?!
Людмила САМОЕДОВА
